Голосование пользователя

   Вдоль речки лес был немного реже, и солнце хорошо освещало округу. Течение было плавным, вода прозрачной и холодной. Мальчик умылся, немного отпил - жидкость отдавала тиной и затхлостью, видимо где-то выше образовалась запруда или бобры соорудили плотину. Над водоёмом кружили различные насекомые, периодически пикируя на Роллана, стараясь отхватить кусочек изможденной плоти или крови. По берегу росли камыши и немного хвоща, хотя чуть дальше (вроде в том направлении, куда шёл парень до падения) было чище. Цыганёнок поднялся, в желании продолжить путь, но даже стоять у него получалось неважно - нога теперь начала болеть, и опираться на неё было довольно неприятно. Поэтому единственное, что он смог сделать, превозмогая боль, это доковылять до поваленного дерева, обросшего мхом, после чего Роллан осмотрелся, проверил свои вещи (что-то могло потеряться, пока он кувыркался по склону) и не без усилий вскарабкался на ствол, цепляясь за обломанные сучки.
   Никогда, никогда! он ещё не оказывался в более безвыходном и безнадёжном положении. Даже когда дядя Кмар завернул мальчика в ковёр для смеху и играючи поставил этот сверток кверху ногами (Роллан оказался головой к земле), даже тогда он, хоть плакал и кричал, знал, что рано или поздно его освободят, а теперь... А теперь некому было спасать, некому было прийти к нему на помощь, никто не знал, что здесь, посреди тёмного леса, сидит запуганный, покалеченный и абсолютно отчаявшийся ребёнок! У которого теперь нет родителей, приюта и надежды...
   При падении лира не пострадала. Скорее всего Роллан получил все камни, колдобины и удары корней деревьев за неё, пока катился вниз. Металл струн паутинными нитями поблёскивал в лучах света и был гордостью их семьи. О да, именно металл! Ведь большинство лир имело струны из кишок различных животных и звучали они как-то глуше и грубее. К тому же в его музыкальном инструменте вместо 7 струн было 10, что некоторыми по началу воспринималось как дурачество и излишек, ровно до того момента, когда отец Роллана начинал играть. Этот звук... Он сопровождал парня от самого рождения и по всей жизни: папа часто веселил публику чудными мелодиями, подпевая порой звукам лиры своим бархатным и глубоким голосом; в другие дни песни звучали тише и грустнее, дождь барабанил по крыше деревянной повозки, а ночь окутывала весь табор тьмой и тишиной; бывало жена просила мужа сыграть что-нибудь особенное и каждый раз после выполнения просьбы целовала его по несколько минут не отрываясь.
   Роллан поставил инструмент как учил отец - на колени под углом к себе, достал овальный костяной плектр и стал играть. Тихо и неторопливо перебирая лады, мальчик неуверенно извлекал звуки не из лиры, а из памяти. Он доставал ноту за нотой из того времени, когда бегал со своими братьями по полям от пчёл, после удачного похода за мёдом. Куплет за куплетом вырывалась из под его разодранных пальцев песня о выступлениях и актёрах их трупы. Мучительной и невыносимой тоской дрожали струны лиры, переняв всю боль утраты музыканта. Не слышно, по привычному за эти два дня пути капали с щек и подбородка чистые слёзы.

   Ему и раньше снились кошмары: безумные и порой не понятные ужасы приходили к нему по ночам и заставляли вскакивать с кушетки, и тогда со слезами на глазах Роллан тихонько (чтобы не разбудить остальных, ещё не проснувшихся от его крика) подходил к матери и прижимался к ней, обхватив её руку. Иногда мама просыпалась и начинала утешать сына, гладя по голове легкими движениями и напевая негромко песенку. Становилось спокойно, слёзы высыхали и дыхание от прерывистого переходило в неспешное, глаза закрывались, и в эту ночь снилось только хорошее. Наутро мальчик внезапно просыпался на своём спальном месте, порой даже не вспоминая, что случилось.
   Проснуться... надо проснуться! Да! Мама говорила, если становиться очень страшно, нужно ущипнуть себя, и проснёшься. Это было безотказное средство! Вот так, - и Роллан трясущейся рукой что было сил сдавил двумя пальцами мочку уха - нет, во так! - и мальчик, оставляя отпечатки крови на рубашке, скрутил кожу на груди - ВОТ ТАК! - издав звук, похожий на мычание или стон, он укусил себя за большой палец. ... почему?... почему?... ПОЧЕМУ?! Это должно было помочь! Он должен был проснуться! Ведь это сон, самый страшный из тех, которые парень видел, но СОН! А сны должны проходить, к утру всё должно закончиться, всё должно быть как и прежде, всё должно быть... должно... мальчик закрыл глаза и упал на землю, без сознания.

...В ее глазах тонут драконы,
Ее ресницы вздымают бури,
Она не подвластна временам года,
Над ней всегда небо цвета лазури.
Ее улыбка сияет во мраке,
И с плеч стекают волос водопады,
Свобода ветра в каждом шаге,
А голос звучит, не встречая преграды...

   Сейчас мальчик и его родители вместе разучивали эту песенку перед очередным выступлением. Вокруг суетились остальные цыгане из их труппы, всё как обычно, всё хорошо. Тревога прошла, и Роллан был счастлив. А потом он проснулся посреди догорающих повозок.
   Кашель от гари и копоти мучил его несколько минут, пока он не отполз на четвереньках в кусты, подальше от пепелища, и лёг на траву. Здесь тоже был пепел и кое-где валялись куски почерневших досок и ещё чего-то, теперь уже невозможно было разобрать чего именно. Последний раз хрипло выдохнув и сплюнув черной слюной, Роллан перевернулся лицом к небу. Слёзы текли тоненьким ручейком, хотя плакать уже не хотелось. Дрожь в теле тоже прошла. Наступило осознание. Осознание всего, что произошло. Он не понимал почему, как и что конкретно случилось, но последствия были приняты им как факт. Теперь от него требовалось действовать. Нужно было что-то решить.

   Они уничтожили всё и всех. Кто бы это не сделал, он постарался, чтобы никто не выжил и от имущества ничего не уцелело. По крайней мере, так было на первый взгляд. Находясь в некотором шоке, парень поднялся и вновь пошёл к остаткам табора.

Новая, так внезапно начавшаяся, небесная жизнь Берке нравилась. До сих пор самое высокое место, куда он забирался, была городская колокольня, а теперь он пролетал на огромной высоте над Океаном и разбросанными то там, то сям островами, а если залезть на грот-мачту, то вообще можно почувствовать себя птицей, парящей в небе. Высоты новоиспеченный юнга не боялся, поэтому ползал по канатам, да и за бортом судна с удовольствием. Это было значительно интереснее, чем драить палубу или мыть посуду. Что до пинков и насмешек, то их и в прошлой, земной жизни у Берке было предостаточно, а здесь к тому же и кормят нормально, даром что из обезьяньей посуды.
В общем шел очередной день его корабельной службы, Берке привычно очищал очередной оружейный люк от следов прошлой стрельбы, не обращая внимания на ставшим уже обычным сильный ветер. Внезапно он услышал нарастающий визг, такой звук издавали драконы, старые враги летающих кораблей, точнее их мелкая разновидность - сирены. Тут же рядом с ним открылся люк, из которого показалось жерло пушки.
-Наверх, придурок, не слышишь что ли? Смелость смелостью, но просто так подыхать парень не собирался. Не дожидаясь второго приглашения, а скорее всего его бы и не последовало, Берке быстро поднялся и перевалился за борт.

Хламец бордил по базару, брякая только что приобретенной коробкой гаек. Теперь для полноты комплекта ему не хватало еще коробки болтов, но это подождет, ибо сначала надо купить коробку шайб, ведь если накрутить гайки на болты, то шайбу уже не вставишь, как ни старайся. Хламец много раз пробовал, у него ни разу не получилось, так что ему можно поверить - раз не получилось у Хламца, значит, не получится ни у кого.
Однако, после того, как Хламец приобрел коробку с шайбами, ему пришлось прервать свои похождения. В коробке с гайками гаек пятьдесят, а шайбы продавали коробками по сорок. Сорок шайб на пятьдесят болтов тоже не получится надеть. Хламец ни разу не пробовал, но он был положительно уверен в этом. Иначе и быть не могло.
Можно, конечно, купить еще коробку шайб. Тогда шайб на всех хватит. Но шайб станет восемьдесят, а тогда не хватит болтов. Купить еще болтов? Но их будет сто!
У Хламца закружилась голова. В какой-то старой книге он читал, что если ты столкнулся с такой проблемой, нужно считать Наименьшее Общее Кратное.
Миньон достал из уха огрызок карандаша и начал что-то черкать на собственной коже. Задача давалась с трудом, но гоблин не отступал. Сквозь кровь, пот и слезы...
- Четыре коробки гаек и пять коробок шайб! - триумфально крякнул, наконец, он и оглядел окружающее пространство в поисках кого-то, кто похлопал бы его по плечу за хорошо выполненную работу. Вокруг было пусто, но наметанный глаз его заметил валяющуюся в пыли оброненную кем-то металлическую шайбу. Хламец не мог оставить такое сокровище просто лежать в пыли. С довольным видом он подобрал деталь.
И только через несколько секунд до него дошло, что он натворил.
Ведь теперь у него сорок одна шайба.
Сорок один - это Простое Число. Когда ты считаешь Наименьшее Общее Кратное, это твой злейший противник. Из-за него количество требуемых коробок будет настолько большим, что его расчет займет еще больше времени и сил.
Не выдержав несправедливости Математики, миньон просто сел на землю и заплакал в голос.

Азур сидел, скрестив руки, напротив Эвы. Пожевывая веточку специй из утренней похлебки, он внимательно смотрел на девушку, испытывая на ней свое коронное "взбесить за пятнадцать секунд". Веточка кочевала с одного уголка губ к другому, с легким причмокиванием, тем временем как сам мужчина, склонив голову, разглядывал внимательно жертву амнезии. Минута, две. Раз двадцать причмокнул Азур, кидая веточку то на левый клык, то на правый.
- Как спала? - чуть картавя (язык ветку держал) спросил он, а рука, тем временем, запустила в окно кареты подушку, с удивительной точностью попав прямо в Абраама, - Поела?
Предупреждая ответ, маг поднял вверх указательный палец, и на миг отвлекся, вытащив руку наружу:
- Подушку верни, - с каменным лицом бросил он пироманту, вытянув вперед ладонь.

Это был необычный закат. Необычный во всех проявлениях. Таинственный. Мистический. Облака ощерились своими перьями, располосовав багровые небеса. Они напоминали экзотических птиц – ярких, кичливых, пушистых. Сусальное золото, венецианское убранство, дорогой пурпур. Нежно-аметистовые и лиловые переливы. Столько насыщенных, глубоких цветов. Небо показывало спектакль, который доселе ни одному жителю Лондона видеть не удавалось.
Копоть и смог городских улиц не смогли заглушить великолепие этого карнавала. Даже Темза упокоилась ровным, гладким зеркалом, внимательно отражая весь мир. Обычно имеющая буйный нрав и неспокойные глубины, она застыла, пораженная и околдованная всполохами неба там, наверху. Бесконечно далеко.
Первые звезды рассыпались по небу причудливыми узорами, соревнуясь с искусственными, оконными.
Зачарованные люди высыпали на улицу, не в силах устоять перед этим зрелищем. Они заполнили город пестрой толпой и в большинстве своем головы их были подняты вверх.

Мистический закат застал Дани ровно тогда, когда он уже подходил к своему дому. Вроде секунду назад небо было тухло-ржавым, как вдруг расцвело. Разгорелось погребальными кострами, провожающими умирающее солнце. И это было удивительно.
Ноги сами замерли уже перед входом. А было столько дел. Нужно распробовать новый подарочный виски, просмотреть портфолио четырех девчонок, которые слезно молили его о фотосессии уже третью неделю кряду. Убрать на кухне тот страшный беспорядок, устроенный им и прошлой моделью. О да, им было весело. Так весело, что практически вся посуда на кухне была разбита, а ящики перевернуты вверх дном. Это случилось вчера и руки до сих пор не доходили замести следы. Хоть и не перед кем их заметать.

- Красиво, - голос прорвал мысли парня, входя в голову, как горячий нож в масло.
Девушка. Она выросла словно из-под земли. Так же внезапно, как и этот странный закат. Еще секунду назад Дани стоял в одиночестве около входа в дом и…
Она была необычна. И не сразу фотограф понял, в чем же именно. Тонкие черты лица, осторожные и аккуратные. Огромные, нечеловечески огромные глаза. Миндалевидные. С пушистыми ресницами и острым взглядом. Взглядом лилово-алых глаз. Линзы? Пересохшие, но все еще красивые губы. Руки в засохших пятнах крови. Эта же кровь застыла и на щеке, скорее дополняя, чем портя образ. Тонкое, хрупкое тело, обрамленное ночной сорочкой – шелковой, темно-фиолетовой. Впрочем, сорочка выполняла скорее декоративную функцию, а вот тем, что прикрывало ее тело, были волосы.
Под цвет глаз – лилово-алые. Не похожие ни на какие из ранее виденных Дани. Волосы моделей крашенные, ухоженные и блестящие, да. Но они не имеют такого таинственного отсвета. Густые локоны падали до самых пяток. Босых, к слову.
Девушка стояла на газонной траве, перебирая пальчиками на ногах каждую травинку. Руки заведены за спину. Волосы оплели всю ее миниатюрную фигурку. Кажется – протяни руку и она исчезнет. Как наваждение.
И только спустя несколько минут пристального разглядывания красногривой, Дани понял. Понял очень явно и четко. Словно кто-то шепнул ему на ушко – она не человек. Не человек и все. Почему? А потому, что прямо над ушами у нее росли маленькие, округлые рожки.

И все же настал тот момент, когда все начали разбредаться по комнатам. И Дэнни, уже забывший о том, что сегодня не собирался пить много, прихватив с собой какую-то из бутылок, галантно предложил Динаре проследовать с ним куда-нибудь в более тихое место. И все остальные для него попросту исчезли. А потом в окна начал тихонько заглядывать рассвет.

Эх, Динара… Кошка, кошка, kitty-cat, и не сказать иначе. Дэнни лежал рядом, задумчиво играя с прядью темных волос. Сегодняшняя ночь унесла его на годы назад, в то время, когда ему было 16, он был молод, наивен и еще верил в человеческую доброту, порядочность и крепкие чувства. Кэтрин, да, так ее звали. Начиная с имени-прозвища и заканчивая темпераментом, две девушки были весьма похожи друг на друга. Только разница – в том, что это всего лишь на одну ночь, что впоследствии Дэнни не потеряет голову из-за ерунды. Прошлое – в прошлом вместе со всеми ошибками и заблуждениями. Он больше не такой мечтатель, каков был раньше. Живи сегодняшним моментом и все будет в норме.
Ладонь парня пробежала по спине проститутки. Нет, он вовсе не был тем сопляком, строящим воздушные замки. Он просто сидел, с улыбкой вспоминая те моменты, которые стоило вспомнить. Как почти целую ночь, позабыв про все, сидели вдвоем посреди аллеи, потому что не хотелось никуда идти и лишь приближение рассвета заставило сдвинуться с места. Как, взяв на вечер машину, сидел с ней вдвоем на заднем сидении, а мир неожиданно сжался до нескольких квадратных метров, а все люди в нем исчезли. Все, кроме них двоих. Как почти месяц он каждый день ходил одним и тем же маршрутом, чтобы вроде как случайно встретиться с ней. Никто не удивлялся тому, что дорога длиной чуть более километра занимала не менее часу времени. Да, пожалуй, тогда он был по-настоящему счастлив.

А ведь все началось с того, что двум хорошим друзьям было одиноко. Да, он знал эту девчонку уже пару лет, но по-настоящему тесно общаться они начали лишь в последние полгода. Он видел, что у нее никого не было, она – что никого не было у него. Произошедшее потом казалось Дэнни вполне естественным. Нервный, вечно раздраженный подросток нашел человека, с которым ему было спокойно и хорошо. Человека, которому было хорошо с ним. И больше ему ничего не было нужно.
- Прекрасное было время, а? – задумчиво прошептал себе под нос Дэнни, перевел взгляд на лицо лежащей рядом девушки и с удивлением обнаружил, что в полумраке спальни ее волосы сложно отличить от, например, рыжих. Или это у него так разыгралось воображение? Да нет, это всего лишь такое освещение – хоть найденное тут же объяснение слегка успокоило парня, но растущее чувство того, что Динара – вовсе не Динара, а та самая, казалось, навсегда потерянная и забытая… Это чувство пугало. Сколько раз он себе говорил, что не нужно ни о чем жалеть, что нужно все забыть и оставить в прошлом… Все бесполезно.

А в голове всплывали все новые воспоминания. Небольшая книжонка в простой обложке, изданная в таком количестве, чтобы хотя бы окупить тираж – не то пятьдесят, не то сотня экземпляров, она попалась ему в руки совершенно случайно. Беглого взгляда хватило, чтобы парень понял – он возьмет ее. Он возьмет эту книгу, поставит на полку у себя над столом и будет время от времени ее перечитывать. Через год, через два или через пять – неважно. Важно лишь то, что первое ощущение было правильным. Среди всего прочего, в душу юноши запала одна из фраз, прочитанных в ней. На первый взгляд, весьма дико составленная, нескладная и не особо возвышенная, она, тем не менее, совершенно сверхъестественным образом производила впечатление. И, как и сегодняшним вечером, они точно так же лежали вдвоем, болтали ни о чем и ни о чем не задумывались. Тогда-то, по мнению Дэнни и наступил подходящий момент.
- Никуда ты не денешься. Я буду держать тебя вечно. Звезды выгорят и погаснут. Кости последнего сумчатого волка рассыплются в прах, - Кэт тогда крайне удивленно смотрела на него. Но, как ни в чем не бывало, он обнял девушку и продолжил:
- Ангелы поседеют. А я буду держать. И никогда не отпущу, - девушка расплакалась, а он лишь крепче ее обнял. Она все же улыбалась, а по ее глазам даже такой остолоп, каким был тогда Дэнни, мог догадаться – она счастлива. Момент был определенно удачным. Она лишь улыбалась, а по ее щекам текли слезы – на взгляд парня, это была самая чудесная картина из всех, что он когда-либо видел. А когда она чуть успокоилась – была его очередь слушать слегка торопливый, сбивчивый шепот, почему-то не желавший складываться в осмысленные слова, но, тем не менее, приятный.
- Что это за язык?
- Потом скажу. Может быть… А вообще, попробуй сам угадать!
Он угадал. Чуть позднее, правда, вспомнив, что его любимая девушка увлекается восточной культурой. Японский. «Я безумно тебя люблю». Уже тогда это было ложью. Но, к сожалению, тогда Саммерс этого не понимал – да, в общем-то, у него и не было причины понимать. Она появится гораздо позднее.

-Ски…
-Что? – парень чуть не подскочил на кровати. Черт возьми, он отчетливо слышал те самые слова, исходящие от Динары. Здесь и сейчас. Как? Как это возможно? Послышалось. По-слы-ша-лось. Показалось. Не было такого. Поразмыслив немного, парень решил что лучше было бы поскорей заснуть, но сон не шел.
Все становилось лишь хуже. Сперва рассказы про молодых людей, которые у нее когда-то были или могли быть. Зачем ему эти рассказы?! Дэнни не понимал. Возмущался, требовал прекратить издеваться… В результате – полные слез глаза и дрожащий голос девушки, как будто не понимающей, что именно она сказала.
- Но ты не думай, я не такая… У меня с ними ничего не было… Ты у меня только второй.
Это было началом конца. Первый, как оказалось, сейчас учился где-то за границей и должен был вернуться менее, чем через месяц. Она обещала его ждать и регулярно переписывалась. Только теперь до парня дошло, что об их романе, в общем-то, знают только они двое, для остальных же – они всего лишь друзья. А что же до самого Дэнни…
-Спасибо тебе. Без тебя я бы сошла с ума от одиночества.
«А я? Что мне теперь делать? Я без тебя не сойду с ума от одиночества?» - хотелось кричать, но он этого не сделал. Ведь он был спокойным, уравновешенным юношей, не проявляющим так эмоции. Он спокойно попрощался и ушел. А вечером спер бутылку виски, забился в какой-то переулок, выпил в одиночестве почти треть и в кровь разбил кулаки о ближайшую стену.

«Любовь не заканчивают дружбой. Разрыв есть разрыв» - Эрих Мария Ремарк. И любовь не закончилась тогда. Кэт пришла к нему первой. Убеждала, что любит, что бросит все ради него, надо только подождать. Ведь это неправильно, то, что он приедет, думая, что его тут ждут, и увидит такое. Я с ним расстанусь очень скоро, ты только подожди. И тогда Дэнни тоже промолчал. Не сказал про свои сомнения в том, что она так сделает, не сказал про то, что «неправильно» было вообще затевать всю эту историю. Он лишь кивнул, подтверждая, что будет ждать.

Прошло время. Тот молодой человек вернулся, но ничего не изменилось. Дэнни лишь больше уверился в своих подозрениях, стал меньше выходить из дома, потерял аппетит. Сложилась ситуация, которую мог сдвинуть с мертвой точки лишь случай. И он произошел – в лице общего друга, притащившего пару билетов на весьма неплохой концерт и позвавшего туда Дэнни и Кэт.
Полночи в дороге – и целый день парень был счастлив. Все омрачало лишь присутствие друга, но он был согласен терпеть его – ведь альтернативы представлялись еще худшими. Целый день. Так много и так мало одновременно. На смену дню пришла новая ночь, которая все расставила по местам. Они опять должны были провести ее в пути, все были уставшими, поэтому завалились спать, едва только погрузившись в транспорт. Но, каким бы уставшим ни был Дэнни, спокойно ему удалось выспаться всего час. А потом он проснулся, увидел Кэт, спящую в объятиях того друга, позвавшего их с собой. Разбудил, потребовал объяснений. И, к своему удивлению, услышал, что им было хорошо вдвоем, но все в прошлом, и вообще, «кто он такой, чтобы ревновать»? И, самое главное, теперь, когда все уже случилось так, как случилось, какие у нее еще могут быть варианты? Угадайте, что сделал вконец ошарашенный Дэнни? Да, он снова ушел. Пожелав напоследок доброй ночи, он попытался вновь заснуть, но сделать этого ему не удалось. Последующие четыре часа были адом, наполненным размышлениями, непониманием и сожалением. Ни к чему хорошему, как водится, это не привело.

Очевидно, она все же была такой. Ясное дело, врала. Со сколькими еще она спала? Юноше очень хотелось верить, но он просто не мог. Шлюха. Двуличная блядь. Он ненавидел эту тварь… И все равно не представлял себе жизни без нее. Без гнусной обманщицы, направившей когда-то его жизнь в более спокойное и мирное русло. Избавившей от одиночества и ненависти к счастливым вместе людям. А теперь - загнавшей его еще в эту яму озлобленности еще глубже, чем он был там когда-то.
А утром, по прибытию в Лондон, ей хватило ума обратиться к нему с каким-то вопросом. Дэнни не слышал ничего. Сам факт того, что она, как ни в чем ни бывало, что-то от него снова хочет, совершенно вывел его из себя. Глаза застилала кровавая пелена. Он не был спортсменом, но разницы в десять килограмм хватило, чтобы прижать схваченную за горло девчонку к стене так, чтобы она даже и не думала дергаться.
- Варианты есть всегда. По крайней мере, вариант «быть честной». Скажешь мне еще хоть слово – задушу, - он отпустил ее и ушел, не оглядываясь. А она осталась, и с того дня, действительно, не сказала ему ни единого слова. Даже несмотря на то, что у него в тот день окончательно слетела крыша, он заявился к парню-из-за-границы и попытался набить ему морду. Тишина. В чем-то этому, безусловно, помогли оборванные контакты. Стертые адреса и номера телефонов. Стертые, но не забытые. Не забытые и не используемые. Но и во время случайных кратких встреч – а были и такие – обе стороны хранили молчание. До этого вечера.

- А я тебе говорил, сука. Лучше бы ты молчала и дальше, - того факта, что вместе с ним в постели лежит уже совершенно другая девушка, Дэнни, ослепленный выпивкой и злостью, уже не понимал. Он обещал собственноручно задушить Кэт и он это сделает. Прямо сейчас. Прямо здесь. Ведь он же не был глупцом, мечтателем, живущим в своем иллюзорном мире, вовсе нет. Он понимал, что прошлое не вернуть, а раз так – то лживую шлюху должна была ждать смерть.

Геверро. Кохельман. Скабар. Каждому. Послушал кнехт Джамала монолог. Кивнул. И ударил Кохельмана, следом заговорившего. Словно бы невзначай рукой махнул, кулаком стальным - в подбородок точно. Клацнули зубы, трухой алой разлетевшись, брызнула кровь. Вмял ботинком в песок тело, на спину опрокинувшееся. Ладонью широкой за затылок прихватил. Дернул, лбом – к груди прижал. Хрустнули, чавкнув надсадно, позвонки шейные. Лопнули, кожу мослами острыми продрав. Скабара, к луже ссыхающейся поползшего, за ногу схватил. Рявкнули надсадно сервоприводы доспеха. Сдернул латиноса с места. Рывок. Крутанул вокруг своей оси и, что есть силы, об борт фургона шмякнул. Так, что на рессорах броневик качнуло. Красные брызги. Кляксы. Труп. Подобрал пистолет, Арчибальду предназначавшийся. Клацнул предохранитель, под пальцем бронированным послушно сдвинувшись. Вспышка. Хлопок. Плеснулось в сторону багрянца тугим фонтаном левое колено репликанта. Вспышка. Хлопок. В плечо правое вторая пуля вгрызлась, разворотила сустав напрочь. Вспышка. Хлопок. В кишках третья увязла. Вспышка. Хлопок. Вспышка. Хлопок. В грудь. Слева. Справа. Метнулась земля навстречу лицу, в щеку песчинками горячими вгрызлась. Боль. Ватная патока боли. Растекается по телу. Тяжестью свинцовой сознание наливается. Свет. Собственного дыхания хлюпающий присвист. Гулкий голос: - Знаеш. Когхдда я был совсьем мальенким, мать скхазала мнье оддну вьещ. Эту вьещ я запхомньил навсьегдда. Схлушай и ты тьеперр (вспышка. Хлопок. В горле застряла искра раскаленная. Новая боли волна) Самая бхолшая гхлупхост – счьитат гхлупцом схвоего вррага (сел перед тобой, колено одно в землю уперев) Бой (удар. Сверху вниз. Рукоятью пистолетной – точно в лоб) Война (еще удар) Смеррт (еще) Это – вторрьичност. Я тебья убьил? (вмялась арматура пальцев в лицо) Ньет. Ты сам себья убьил

Вы не можете просматривать этот пост!

"Приехали", - мысленно усмехнулась Зара, услышав сигнал. Поизносить эту констатирующую факт банальность вслух она не стала, впрочем - фраза даже невысказанная звучала вполне двояко. Прерванного обеда жаль не было - и дело здесь было вовсе не в синтезированных продуктах, а просто в том, что женщина уже вполне успела наесться. Так что, тревога была даже кстати - по крайней мере она давала возможность смыться из-за обеденного стола раньше, чем кто-либо вспомнит, что имено она, Зара, сегодня дежурная. Потом, конечно, всё равно придётся убирать, но - это только если не произойдёт чего то неожиданного. Внезапной атаки из шестого измерения или приступа трудолюбия у кого-нибудь из команды... Нет, рассчитывать на иномирную атаку всё же вернее...
- Найдётся, конечно, - спокойно кивнула она в ответ на вопрос компаньонки и неспеша встала из-за стола, внутренне радуясь ещё одному поводу, - Мне как раз надо быть на своём посту, так что- пойдёмте, - и она направилась в лазарет.

Селена выбралась из своего жилища скорее из вежливости, чем из за голода. Тем более синтезированную пищу она, не то что бы не переваривала. Но очень уж не любила. Так что компаньонка ограничилась всего лиш стаканом воды. Да перекусить конечно можно, но питаться ЭТИМ все время, она не желала. Слегка поклевав субстанцию, Сили принялась наблюдать за командой. Она все еще присматривалась к этим новым для нее людям. Когда раздался сигнал к приземлению она вздохнула. Самая не приятная для нее часть полета, взлет и посадка. Она предпочитала находиться у себя в шатле, пережидая не пряные минуты на мягких подушках. Она кинула строгий взгляд на наемника который бесцеремонно и откровенно хамски плюнул на пол.
-Постараюсь к следующему вашему дежурству Лекс загадить пол до неузнаваемости. Возможно тогда вы научитесь ценить труд остальных.
Отвесила она едкое замечание в сторону Алекса, вставая из за стола. Даже сирена вызывала у нее раздражение. Она больше привыкла к тишине и покою. И зачастую не самая спокойна обстановка небольшого судна ее раздражала. Она потерла тонкими пальцами виски.
-Может у вас найдется, что нибудь от головной боли Мири?
обратилась она к бортовому врачу. С того момента как компаньонка появилась на корабле, она называла экипаж своими сокращенными именами. В основном состоящих из части имени или относящиеся к их профессии.

Выразив свое "беспокойство" за целостность корабля и его экипаж смачным плевком на пол, Алекс резко съязвил в адрес Доу: "Сделай так, что бы мы не приземлились на наши задницы, а то меня уже начинает раздражать эта тряска!". Не дождавшись ответа и решив не слушать комментарии, Алекс встал из-за стола, сплюнул еще раз и удалился в сторону своей каюты. По дороге задумался на счет капитана: "Интересно что там с кэпом...". Впрочем основной была финансовая сторона вопроса. Зайдя в каюту принялся перепроверять снаряжение и готовиться к высадке.

«Всегда с такой работой проблемы. Всегда!»
Между охотником за головами и наёмным убийцей есть разница. Небольшая, но есть. Например, убийц гораздо чаще пытаются убрать по выполнении сами же заказчики. Тот ли это случай? Хер его знает, но последняя работа была явно по части наёмных убийц. Он взялся, конечно – в последнее время слишком вокруг неспокойно, официальных и полуофициальных наград назначают меньше, а таких вот заданий готовы выдавать всё больше.
Но об этом Фишер подумает после. Сейчас нужно выжить. Над головой шумели кроны, под ногами пружинила лесная подстилка, запах прелых листьев, клочья света сквозь листья… всё почти как в старые, недобрые времена. Охотники, беглец и сырая земля, что с радостью примет кровь любого из них. Только вот человек в коричневом плаще своей делиться не планировал.
Было ли ему страшно? Разумеется, ведь страха не знают лишь пожиратели. Но из тех, кто ходил за линию фронта, возвращались лишь те, кто сумел подружиться со своим страхом, превратить его из врага в помощника, обостряющего чувства и ускоряющего движения. Саймон возвращался.
Он бежал перпендикулярно дороге, на восток, углубляясь в чащу. Быстро передвигаться по лесу – штука особая. Тут недостаточно просто шустро двигать задницей – нужно знать, куда наступать можно, а куда не стоит, уметь на бегу перемахнуть через корягу или упавший ствол, сходу проскочить сквозь казалось-бы плотные заросли кустарника. Сумку он бросил, выдернув только ствол с которым сегодня работал – остальное не стоило лишнего веса. Оружие же – знакомый еще по войне бесшумный, беспламенный снайперский полуавтомат, рассчитанный на относительно короткие дистанции, Саймон забросил за плечо.
Прислушаться. Собака на поводке и спущенная с него лает по-разному. Хорошо бы спустили. Собаки обгонят хозяев, и конечно настигнут его, только отдельно от молодчиков с пушками, да на правильной позиции, не так уж они и опасны. Ну а двуногие без четвероногих, в лесу, как бы сами не стали для него добычей.
А вот и подходящее место. И подходящее дерево – толстые ветви, густая крона. Два упавших ствола неподалеку – на верхний Фишер положил свою шляпу, на случай, если какой-нибудь из стрелков окажется особо шустрым. Издали будет смотреться так, будто он залег за завалом.
Оптика с винтовки отправилась в маленькую поясную сумку – вблизи она будет только мешать.
«На ту ветку. Прибегут они примерно вот оттуда, ствол меня прикроет. Метра два-два с половиной от земли. Шавки недопрыгнут, а я в случае чего спрыгну легко. Значится, собаки собираются под деревом, я их тихо-быстро кончаю и валю… но не на восток как раньше – туда эти хмыри первым делом ломанутся».

- А вы знаете, господин президент, я внезапно осознал, что я - хуйло ебаное. Поэтому лучше будет, если я тут сдохну под камешком и больше никого не потревожу своим существованием. -
И действительно, лег в уголке и ухмыльнулся только горько судьбе своей.
Что же дерьмо-то сплошное в жизни было?! Даже то, что счастьем даже можно назвать с натяжкой - в итоге в пустыне где-то, в кучке костей обглоданных валяется. С ворохом имплантов рядышком. И только синего комбинезона с планкой именной "Василевский Н." показывает, что да, действительно, тут сожрали труп хуйла ебаного одного.
- Знаете. Я вообще жизнь хотел заново начать. Памяти нет нихера ведь. А то, что вспоминаю - сплошная чернуха. Когда в капсуле себя осознал, с орбиты когда летел на скорости хуической, думал - механик простой. Палуба там, хуябула, челноки. Просто парнишка-техник, младший состав командный. Потом вспоминать начал, только лучше бы не вспоминал. Как на станции рудодобывающей родился и вырос, как отца с сестрой потерял на этой бурильне ебаной. Потом, смутно довольно, как в колледже учился, только тот момент, когда все, не закрыл академическую задолженность - блять, и откуда слова-то такие знаю! И как тебе, Том, в харю твою телевизионную чашкой пустой - без обид только. Как потом в армию попал, Два года, шесть месяцев, девять дней. Колониальная пехота, тут тебе не там, блять! Мы проводку не изолированную зубами рвем! Какой, нахуй, десант орбитальный, очконавты они драные. Рядовой Василевский, позывной "Апостол". Только вот не задалась служба. Все умерли, понимаете? - спросил у остальных. Только на них не смотрю ведь, куда-то еще смотрю, а слушают они, не слушают - какая, собственно, разница? - Мидмирцы-хуирцы. Операция, "Черная, ебать ее в очко, Звезда". Вторую семью свою оставил на той станции, сестру названую оставил, "Белку", с которой вырос вместе, неразлей вода были. Да и остальные все... Блять, да что я говорю! Сдохли они там, K.I.A. А хуйло одно откачали. Пол-тулова полимерным сделали, имплантанты-адаптанты. И на "Таурман" списали, техником. У меня как раз и корочки были на капрала. Пока командир жив был, сержант, должность занята была, звание не давали. А тут, стало быть, перевели. -
Дух перевел. Отдышался слегка. А злоба изнутри так и рвется, словами рвется, не удержать ничем.
- И начал я бухать. Гнить заживо. По черному. Знаете, я ведь кандидат в мастера по Хандирской Блиц-борьбе. Вот ведь, ни одной тренировки не вспомнил, зачем осваивал ее - пусто. А то, как по пьяной злобе в корабельном баре руки ломал летунам, зубы десантников жевать заставлял - это помню. Все танцуют, все смеются. А вместо пива - кровь. Капрал Василевский, вам присваивается почетное звание заслуженного наркота москитной эскадрилии "Таурманские Ягуары"! - бодро продекламировал я, опять усмехнулся. Закашлялся, тщетно пытаясь пыль из легких выбить.
- И была у меня любовь. Клеопатра, Клео. Которая меня выходила, в чувство привела, отбила привычку каждый вечер допиваться до синих ульевцев. Медицинский андроид она была. Самый настоящий. Робот, у которого программа засбоила, и в ИИ появилось чувство к одному хуиле. Можно рожу кривить, можно нос морщить. А мне в общем-то мне похуй было, потому что и сам я не человек был уже. Да, Том? Ты сам-то себя человеком чувствуешь? С таким обилием железа в теле? Вот-вот. Она живая для меня была, я ради нее из бутылки вынырнул. Ильхам Мафусаилов, братан. Отдал мне ее, на флеш-карте. И была она при мне, когда мне череп пробили в той пустыне. И лежит она, не зная, что меж костей лежит. В ворохе металлического мусора, который из себя импланты мои представляют. Я думаю, гвеллеры и прочие твари были разочарованы, когда мяса на мне почти не нашли. Клео, Клео, прости, что свела тебя судьба с полным хуйлом. Прости. -
Заплакал я тихо. Просто замолчал разом, потому что слова кончились, и спазмом сдавило глотку. А слезы по пыльному лицу покатились.

- Если бы не было тебя, то я бы сходил в торговый район, выбрал бы там паренька поприличнее, из тех, что за деньги делают все, заплатил бы ему пару монет, приодел и четко объяснил, что от него требуется, просто стоять и молчать, в том время как я - был бы его сопровождающим и говорил бы от его имени. Правда, врятли бы он выжил, при любом раскладе. Но тут подвернулся ты. Так что, я, по крайней мере, сэкономил на услугах портного. - он усмехнулся в ответ на вопрос об телохранителе без охраняемого.

- Для начала, нужно понять, что именно они продают. По известным нам данным, Блосс собирался приобрести большую партию оружия, а на аукционе собираются представить что-то интересное. Кто будет выступать продавцом и что будет продаваться - это именно то, что нам следует выяснить. Четкой информации нет, если бы она была, то не потребовался бы весь этот маскарад. - очередная усмешка.

- Что до оружия, правильно мыслишь - я бы тоже не пустил никого внутрь, с кучей железяк в под плащом. Поэтому этим тоже займешься ты. Вживайся в роль, импровизируй, заставь их пропустить нас внутрь, что бы при этом у нас не вывернули карманы. От этого зависит в каком состоянии мы выйдем из этого кабака. И да, на счет "заварушки", она всенепременно начнется. Когда они поймут, что ты не Блосс. А это всего лишь вопрос времени. - повозка как раз остановилась, щелчок пальцами и его лицо стало серьезным, как и подобает телохранителю.

Выбрался осмотрелся, кивнул, придержал дверцу, пока его хозяин выбирался наружу. Молча последовал за ним. Ожидая дальнейшего развития событий.

Скабар

Где-то в степях Южной Дакоты близ гор Блэк-Хиллс, если хорошо поискать, можно найти старый-старый ангар. с проржавевшими дверями и прочими непрезентабельными деталями в облике. Вокруг никого, разве что коровки залетные, которые явно хорошо кушают, судя по залежам удобрения неподалеку. А за ржавой дверью - мир бесконечных чудес, как выражается одна странная женщина.
Странная женщина сейчас находится внутри Ангара. Она - миссис Фредерик, Хранитель Ангара 13. В строгом костюме, с безукоризненной прической и пронизывающим взглядом.
Сидит она на краешке стола, как ни странно, и разговаривает с пожилым кудрявым мужчиной в забавных круглых очочках.

- Шестеро, Артур, - голос у миссис Фредерик был как обычно ровным, как отшлифованное зеркальце. Видимо, Хранителей специально обучают носить твидовые костюмы, искрить глазами и говорить, как gps-навигатор. - На этот раз ты получишь шестерых агентов, которых сможешь послать куда угодно. Даже на Северный полюс.

Вы не можете просматривать этот пост!

Сцена перед нами покрывается легкой дымкой. Желтый туман стелиться по полу. Причудливые сферические клубы наводят на нужные мысли. Гордо стоящий микрофон задает тональность.
К микрофону подходит, покачивая бедрами мальчик с рыжими волосами. Очень красивый мальчик. Сейчас мы расскажем о нем по подробней.
Набираем в грудь воздуха, но тут из зала раздается слегка хриплый мужской голос
- Вот он! Мой парень!
Мальчик облизывает микрофон и шлет кому-то воздушный поцелуй.
Хватит о нем. Мальчик как мальчик.

А он, жеманно отклонив бедро в сторону, начинает
- Сегодня мы покажем научно-позновательный спектакль под названием "Конец мира"!
Довольный собой, он разворачивается и уходит под аплодисменты.
В зале становится совершенно темно. Раздаются три звонка. Включается свет.

На сцене двое. Она стоит на четвереньках, он пристроился сзади. Черные. Мускулистые. Белый плотный занавес спущен так, что видны лишь нижние половины тел. Женское лицо скрыто тем же занавесом выступающим вниз. Мужчина жестко входит в женщину, та молча стоит, стиснув зубы. Он двигается как робот. Сильные махи с максимальной амплитудой. Она не выдерживает и начинает поскуливать. По телу проходит дрожь. Мужчина смещает руки с бедер на талию. Больше ничего не меняется и он словно чудовище из эротических фантазий насаживает и насаживает свою подругу. По её телу проходит дрожь. Видно как дрожат от напряжения её губы. Опять поскуливание. Наконец она не выдерживает, локти подгибаются, и она падает, оказывается под импровизированным недо-занавесом. Мы видим её лицо. Точнее большую уродливую маску. Когда проходит первый шок, мы думаем, что это дракон. Но чуть-чуть присмотревшись понимаем, что это динозавр. Мужчина делает пару махов и выходит из неё. Он не закончил. Ему слишком мало её. Все его движения указывают, что он раздражен. Гневно срывает ткань, заслонявшую его лицо от зрителей, но те уже подготовлены и маска не вызывает шока. Он тоже динозавр. Огромный черный динозавр с неудовлетворенной потребностью.
Женщина-самка скулит. Мужчина встает, небрежно берет её за волосы и на четвереньках уводит за кулисы.

Через несколько минут раздается счастливый смех. Смех очень радостный и теплый. Он переливается на разные голоса и всё ближе и ближе. На сцене появляются три юноши и две девушки. Все белоснежные, обнаженные и очень красивые. Они нежно обнимаются, что-то шепчут друг дружке на ушко. Нежность льется со сцены, стекает в зал и захлестывает всех присутствующих. Всем очень тепло.
Один из юношей ложиться на спину. Более высокая девушка садится сверху. Он помогает ей сделать всё правильно и она благодарно улыбается ему. Второй нежно гладя севшую по плечам опускается на одно колено, слегка надавливает девушке на плечи, и резким движением сливается с ней. Первое резкое движение, но вторая девушка уже грудью ласкает то одного, то другого, то третьего и все углы сглажены. Последний юноша становится прямо перед сидящей девушкой. Он гладит её по волосам. Он гладит её по щеке. Он гладит её по губам. И они сливаются все вместе. Девушка-центр и три защитника-крепости. Вторая девушка одной рукой ласкает себя, второй стоящего. И всё это начинает вибрировать в каком-то сложном, но очень прекрасном ритме. Сначала это беззвучная музыка тел, но с каждым движением, с каждым острым углом-движением мир наполняется звуками. Хлопками тел. Легким причмокиванием. Стонами. Едва слышным рычанием. И нежность в зале смешивается с Благодатью.
Всё это кружится-кружится-кружится. Кажется, что прошла вечность, но внезапно раздается звук похожий на разбитое стекло. Люди только успевают поднять головы, а на сцену врывается Динозавр. Его мощные руки сходу подхватывают девушку-спутник, взмывают её вверх. И вот она уже рвется на черном гиганте. Кровь тонкой струйкой стекает по её ноге и люди зачаровано, словно загипнотизированные, смотрят на неё. Первая капля достигает пола и это служит сигналом.
Динозавр отшвыривает девушку в сторону. Люди вскакивают со своих мест. Один пытается убежать, другой защитить собой еще не тронутую девушку, третий нападает на Динозавра. У него нет шансов и это понимают все. Ящер ударом воображаемого хвоста сбивает нападающего с ног. Делает шаг вперед. Юноша вскрикивает от боли. Но тут же замолкает, затихает, трепещет пытаясь языком вытолкать чужую плоть. Чудовище делает пару движений и идет дальше. Защитник делает шаг назад. Девушка разворачивается и молча, грациозно, почти танцуя убегает. Оставляя юношу-мужчину одного. И тяжелая туша сминает. Сгибает. Врывается. Превращает то, что секунду назад было сильным во что-то слабое и беззащитное. Мир встает с ног на голову. Несчастный кричит, протягивает руки к оставшимся людям, но и Нападающий и Девушка разворачиваются и убегают. Оставляют Защитника один на один со Зверем. Под Динозавром. Тот наваливается всей массой. Вминает мальчика в пол. Тот уже не кричит. Не стонет. Просто смотрит в зал молящими глазами и понимает, что никто не придет.
Но приходит Волна. Древний Ящер чувствует за собой Океан. Ему ненужно оборачиваться, что бы ощутить это и поверить. Океан – это больше чем оргазм. Это гораздо больше того мощного потока, который заставляет тело юноши снова биться в конвульсиях. Океан – это истинное ощущение своей безграничности. Своего могущества. Своей неуязвимости. Может быть даже Вечности.
Дракон истекает. Встает. Уходит. У самого занавеса украдкой облизывает руку. И исчезает. Гаснет свет.

По залу проносится выдох, небольшая пауза, что бы выпить бокал вина. Свет зажигается.

Племя людей жмется к друг другу. Им страшно. Им горько. Трус сидит в стороне от всех. Людям страшно. Они не могут говорить ни о чем кроме своего страха. Они пытаются убедить друг друга и себя что всё было иначе. Женщины успокаивающе гладят мужчин. Мужчины возбуждающе гладят женщин. Страх почти уходит. Тепло и уют наполняют сцену. Всю кроме уголка Труса. Он в одиночестве жадно смотрит, как Защитник и Нападающих ставят девушек в позу динозавра. Как они с утробным рычанием вжимаются в них. Трус облизывает пересохшие губы, когда другие истекают влагой. Трус находит себя.
Он берет себя в руки. Он пытается подняться над собой. Он пытается стать лучше и падает. Рука падает. Потом снова берет себя и снова вверх. Но он же Трус. И снова падает. И так раз за разом он берет себя. Стремиться вверх, но всё заканчивается паданием. Ерунда. Он находит свой Океан.
И это чувство Океана оно снова объединяет племя. Оно успокаивает всех. Они снова могут думать. Искать пути. Находить решения.
Защитник берет руку Труса. Он задумчиво смотрит на белый налет на ней и улыбается. Все смотрят на него с вопросом. А он просто улыбается. У него есть план. У него есть месть.

Туман полностью заволакивает сцену. Через пару минут он рассеивается и видно, что сцена разделена на две части. Слева – племя людей. Они обсуждают что-то. Готовятся. Справа – Пара Динозавров. Самец пользуется самкой. Он крутит её и так. И этак. Если сначала она дрожит от возбуждения, то потом от усталости. Но ему всё равно. Он берет её тело.
Слева остаются Атакующий и Трус с девушкой. Они ласкают друг друга. Динозавр без устали проникает в самку, но та обессилено падает. Он разгневано ревет. В другой стороне сцены люди замирают. Один кивает другому. И оба издают из своих глоток крик отличный от боли. Динозавр прислушивается. Он берет женщину-динозавра за нижнюю челюсть. Минут пять еще она страдает. Затем теряет сознание. Самец бросает её и идет к месту откуда слышался чужой рев. Он замирает на границе их миров. Он внимательно смотрит.
Люди замечают, что Ящер пришел. Юноши начинают ссориться из-за девушки. Толкать друг друга. Рычать. Даже слегка бить. Наконец Трус отступает, Атакующий берет девушку за угол и уводит в дальний угол сцены. Буднично укладывает её на спину. Он просто получает удовольствие и он уже не главная фигура.
Трус озирается по сторонам. Он выглядит расстроенным. Бесцельно пару раз проходится по сцене. Он страдает. Наконец садиться в центре, около наблюдающего Зверя. Берет себя в руки. Стискивает плоть между мизинцем и безымянным пальцем. Затем добавляет все остальные. Динозавр заинтересовано смотрит. Юноша закрывает глаза и ритмично уходит в себя.
Океан.
Одинокое тело извивается, стонет, страдает и наслаждается, словно нет этого щемящего одиночества. Одинокое тело счастливо. Одинокое тело отдыхает. Оно уходит.

Дракон остается в замешательстве. Он переводит задумчивый взгляд на приходящую в себя, стонущую Динозавриху. Затем на свою мощную прекрасную руку.
Гаснет свет.
Свет зажигается.

На сцене стул, а на нем Динозавр. Он как прежде наг, но он впервые один. Он сначала неумело, а затем всё с большим мастерством ищет свой путь к Океану. Он молод и силен. Внезапно он вскрикивает от неожиданности, а затем от восторга.
Вспышка.
Спустя миг после вспышки зрители видят тот же стул. На нем тот же Динозавр. И он уверенно движется найденной дорогой. Действие монотонно, глаза зрителей ходят по фигуре и вот кто-то замечает седую прядь Дракона-Маски. Её раньше не было. Восторг.
Вспышка.
Тот же стул. Динозавр. На его лице пара морщин. Седых прядей больше. Восторг.
Вспышка.
Стул. Вверх-вниз. Соло. Легкая дряблость мускул, кроме одной руки.
Вспышка.
Стул. Динозавр. Совершенно седой. Сморщенный. Безнадежные попытки.
Вспышка.
Ничего не изменилось. Попытки продолжаются. У его ноги неподвижно лежит дряблая снежно-седая никогда не рожавшая самка.
Безнадежные попытки.
Он падает рядом.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Тем временем Питер полностью собрал все картинки мозаики в голове и тихо заговорил. Слушают его или нет было уже не важно.

Тем временем рука как бы самостоятельно выцарапывала гелевой ручкой на листочке: "Dr.Who", сложила листок в самолетик и послала в центр аудитории.

Итак, на четырнадцатом году, после завершения войны, стал богом маг Рур, сразив иных богов. Могущество обрел он божье, но не получил он умения творца. И мир стал гибнуть. Мир, что Бог сотворил, рожден был из сердца. Тот же, кто сердца лишен – жизнь дарить не способен. А потому, Рур, не прошедший испытания любовью, стал Властелином Ничего. Потомки, осуждающие смело, невзлюбили его помыслов и дел. Ибо тот, кто видел однажды Тьму, никогда не поверит вновь в Свет. И все что было свято, для его души сойдет на нет. Именно так видел ситуацию Хаода. Все это до боли напоминало ему книги, которые он когда-то читал. В детстве. Не поздно ли настроить скрипку, взять верную ноту, исправит ошибку? Решить проблему. Взять мажорный аккорд, красивую тему? Жить без фальши, создать новый мир лучше, чем раньше...
- Мотылек к огоньку. Ключик к замку. Черное к белому. Разделенное к целому. - прошептал в ответ на необычное прощание мага Дубаев, лишь крепче сжав цепочку кулона, который им дал этот человек.
То, что их новые спутники были не людьми, а если и людьми, то не совсем живыми не радовало Призрака. Но по крайней мере они были не против их. Они. Кто они? Кого Призрак считал "нами". Бегло глянув на группу, Хаода попытался понять, что с ним случилось. Что случилось со всеми ними? Найра повлияла на отношения экспедиции. Можно ли говорить об экспедиции, которой суждено остаться вне времени и пространства. В этой стране магии и прочих чудес. Стоит ли ему, призраку, которого тут не держит ничего, оставаться с ними, али же последовать примеру дезертиров, да искать жизни, новой и не такой трагичной? Или попытаться все исправить? Мысли, мысли, мысли...

Всем.

Вы вышли из домика, приняли позы, как сумели. Прямой, как кряжистый дуб, Иофаныч с рюкзаком в руке. Лариса, изображающая улыбку, с зажатой между пальцами "искрой". Ван Бурен деловито захлопотал вокруг с фотоаппаратом, стараясь поймать удачно в кадр.

Щёлк - готово.



Мгновенье остановилось, застыло негативом на пленке. Запечатлилось на века - или на несколько минут, зависит от того, как судьба повернется, от того, какой сюрприз преподнесёт вам Зона.

Каким останется в памяти этот поход? Вспышкой ярких впечатлений, уроком на остаток жизни, горечью разочарования? просто одним из заурядных моментов? Или сотрется за ненадобностью, погребенный более важными событиями? Или это будет последнее, что вам, кому-то из вас, как Виктории, доведется пережить?
Есть ли смысл загадывать наперёд, задумываться о вечном, о будущем? А может, лучше плыть по течению, расслабившись, в надежде что кривая вывезет?


А Зона не спит - она лишь затаилась ненадолго, замерла. Насытилась жертвой или готовит западню?

Дождь понемногу стихает, будто устав проливать бесполезные слёзы. И ваш путь ведёт вас дальше - мимо домиков, по узкой деревенской улочке. Вы заглядываете через заборы и видите - не все дома выглядят такими тёплыми и гостеприимными. Некоторые - пусты и заброшены, полуразвалились от времени и неухоженности. Другие мрачны и суровы, отпугивают чем-то неопределенно недоброжелательным.

Дальше, дальше - вот, впереди, невысокий косогор, засаженный акациями, за которым школьный стадион.

- Могут. Те, у кого сила, все могут. Они так считают. А что убили, так это относительно. И убили, и не убили. Кстати, может, ту бабу пощекотать, она так орет! Только я уже наверх не пойду, больно.
Лакес продолжил путь, войдя в ритм. "Все еврейские праздники можно охарактеризовать одной фразой - они нас пытались уничтожить, им это не удалось, давайте покушаем. Так вот, сильные могут потрясать кулаками, но в конечном счете побеждают умные и хитрые".
- Меня зовут Лакес, если тебе вдруг интересно.
"Счастливчик. Ну да, счастливчик. По большому счете и в конечном итоге. Всегда надо за что-то чем-то платить. Судьба не терпит асимметрии. Но я не пойду с той толпой. Они не вызывают не то, что доверия, от них ржать хочется. Бойскауты на выезде. Но со скрипачом надо разобраться, и пусть на передовой будут бойскауты, а не я".

//Поскольку много плюсов. Фраза про еврейские праздники - НЕ МОЯ! Это распространенный баян.

Киммериец уже устал ругать себя за непредусмотрительность. Ведь как было бы просто утром на ходу кинуть в сумку кусок трутня, ворох сухих листьев или что-то подобное, но... "не взмахнешь рукавом сгоревшего халата" - говорили кхитайцы о таких вещах, и нечего тут было добавить.

А в этом болоте только гнилушки да смрадная жижа, да мясистые стебли то ли камыша, то ли тростника - не разберешь за маслянисто черной завесой ночи. Раньше, когда солнце исчезло за тучами, Саргону показалось, что время остановилось - застыло в непонятном равновесии между днем и ночью, и что так и будет окружать его шелестящий дожем полумрак, пока ветер не разгонит завесу. Но ночь все-таки пришла, недовольная, подмешала чернил в потоки воды, всем назло и себе не в радость.
И наконец воин понял, что до утра уже не найдет ничего сухого и годного для на растопки, да и утром вряд ли найдет. От досады хотелось сломать что-нибудь - громко, с треском, об колено. Но тело осаживало, с каждым шагом напоминая об усталости. Тогда странное спокойствие овладело варваром.
Оставь то, что ты не можешь сделать. Вернись и отдохни, наберись сил, поспи - и посмотришь, как дело пойдет к утру. Ты же ночевал в снегу и в холодной степи, и ты до сих пор жив.
"Проклятое болото высасывает из меня волю. И кажется, что я погибаю, а ведь на самом деле до этого далеко, - про себя говорил Саргон, выбираясь из трясины на твердую почву. - Дождь закончится - и тут станет жарко и душно, а до тех пор я смогу вынести холод. Да и холод ли это? Нет не то что снега - даже инея. Мокро, но под деревом сухой клочок земли, а в сумке есть еда."
Тут только он почувствовал, как сильно голоден. Пришло видение - шипящая над огнем, истекающая соком оленья нога, нож в руке, срезающий ломти ароматного мяса, жирные пальцы. Образ был таким ясным, что пришлось помотать головой, чтобы прогнать его, как надоедливую собаку.
Холодная копченая то ли свинина, то ли медвежатина - не лучший ужин в такую ночку, но даже несколько дней киммериец проживет в этом болоте на такой еде.

А проживет ли она? Саргон ускорил шаг.

Он наощупь добрался до дерева, отряхнулся, как мокрый волк, и опустился на землю. Наткнулся пальцами на ее ноги. Стянул сапоги и вылил из них воду. Надо было раньше сделать это. Сапоги третьего разбойника, того, лучника, которого он подстрелил на берегу, были ей тоже не в пору, но сейчас это не имело значения.

Саргон запустил руку в сумку, нашарил там, под смятыми плодами, мясо и, набив рот, принялся тщательно пережевывать его. Воткнул оба кинжала в древесный ствол - чтобы повесить на них мокрые тряпки. Наивно было бы думать, что к утру они высохнут, но пусть хоть не валяются в грязи. Матросские штаны да шемитские шаровары - вот и вся сухая одежда, которая у них осталась на двоих.

Затем он нащупал ее пояс, развязал. Сейчас ему было не до созерцания девичьей красоты, да и похожа его спутница была в таком состоянии скорее на труп мальчишки, чем на спящую красавицу. В темноте ее тело казалось светлым пятном, таким светлым, таким холодным на ощупь, что он все-таки приложил ухо к груди, почувствовав небритой щекой тонкие, твердые ребра. Как сама эта девочка - никому не согнуть, а сломать может что угодно.

Сердце билось. Редко, глухо. Как будто человек в заваленной шахте, в пещере, который уже не верит, что помощь придет, но продолжает бить своим смешным, крошечным заступом в земную твердь, ведь больше ему и делать-то ничего не остается.
Ему не понравилось, как оно стучало.
Но хотя бы жива.

Он натянул на неё брюки, не подвязывая - штанины были слишком длинны. Надел на ее ноги сухие сапоги - все, за низ можно не беспокоиться.
Положил нехитрый скарб позади, под спину, чтобы удобнее было прислониться к дереву, притянул замерзающее тело Махаон, прижал спиной к себе, сложил ее руки на груди. Накинул обноски утопленника-шемита на свои плечи так, чтобы и ее плечи они закрывали.

И обнял. Все, что мог сейчас дать ей - часть своего тепла. Последнее, чем может поделиться человек с человеком, когда и рубашки-то нет. Кожа его была холодной, но внутри тела сильное сердце гоняло по венам горячую кровь, и согретый ими ночной воздух, пропущенный через кузнечные меха легких, он вдыхал в ее шею, чувствуя запах волос, почти растворившийся в гнилостном духе болотной тины.

Заметив снисходительную улыбку эльфа, орк про себя заржал.
"Ох, если бы ты знал, как же всю жизнь был далек от истинного Ритуала Просветления."
- Ну-ка, ну-ка. Что тут у нас? - Приняв пакетик из рук Ласса, орк раскрыл его и принюхался. Как матерый травник, он мгновенно распознал сладко-горький аромат, слегка приторный и вместе с тем отдающий полынью. Это, была не какая-то конопля недобитая, а самый настоящий "Сон Луны". Редкая штука. Рарак даже присвистнул от удивления. Уважительно взглянув на эльфа, он принялся за дело.
Порывшись в сумке, орк извлек на свет припасенную, на такой случай икарку. Эта трава при добавлении её в наркосодержащие составы, увеличивала силу воздействия в несколько раз, в принципе тот же результат происходил и с ядами. Проблема в том что об этом свойстве знали немногие, Рарак сам случайно открыл его когда варил брагу и для аромата добавил икарки. Эффект был потрясным. Всю компанию пленивших его амазонок свалило на повал, а орк недолго думая смылся, от благожелательных, но порядком затр"№%вших его женщин, в прямом смысле слова.
Планомерно разминая волокнистую икарку, он достал второй рукой ритуальную чашку. Это была неглубокая посудина десяти дюймов в диаметре. По стенкам изнутри были нанесены орочьи руны, а снаружи ритуальные рисунки. Закину внутрь икарку и сон луны, шаман, похлопав по карманам извлек флягу которую забыл вернуть эльфу и капнул несколько капель вина на полученную смесь. Отложив флягу, он вял свой кастет, проведя по запястьям, орк начал заливать чашку собственной кровью. Накопив достаточно, Рарак перевязал кисть. Приготовления закончились, почти...
Взглянув на наблюдавшего с любопытством за всем этим эльфа, Рарак недвусмысленно протянул кастет. Когти на нем поблескивали, в ожидании крови.
- Только им, другое не подойдет.
Возмущение на лице эльфа не знало границ... но любопытство, дав пинка возмущению, схватило кастет и бережно провело когтями по запястью, тугие вязкие капли закапали в чашу.
- Стоп. Хватит.
Накопленной крови хватит на далеко... именно далеко. То, что сейчас делал орк, не входило в его планы, но необходимость связи с предками и получения совета, а также поговорить с четверкой богов во отчую требовали срочных действий.
- Сразу говорю, то, что я делаю, это не совсем то о чем мы договорились. Более того, я сомневаюсь что когда либо хоть один эльф, либо кто еще другой не принадлежащий к оркам, был допущен до этого. Но я знаю, что на тебе стоит метка бога, подобно мне. Значит ты должен. Должен пройти на планы астрала и поговорить с твоим божеством на прямик, некто не сможет подслушать. За одно и с предками побазаришь о том о сем. Но сперва, тебя пропрет так, как ты в жизни не видывал.
Орк говорил очень сдержано. Его речь была спокойной и открытой, он не выражал пренебрежения или сомнения. Просто он подводил Ласса к тому, что это не каждый день происходит, а возможно и некогда больше в жизни эльфа подобного не будет.
- Готов? - вопрос этот нечего уже не значил. Ритуал все равно пройдет, хочет того эльф или нет. Когда первая капля эльфийской крови, упала в чашу, он расписался в этом.
Кивок эльфа стал сигналом к началу.
Сев в ритуальную позу напротив эльфа, Рарак поставив чашу между ними, и скинув броню, начал читать древнее заклинание на языке стихий. Вместе с заклинанием он подбрасывал в чашу травы и ингредиенты. Закончив чтение он развел руки и громогласно произнес:
- Я взываю огню как силе моей крови, текущий по венам огонь битвы и ярости, стань частью ритуала. - В чаше вспыхнул огонь, он не опалял содержимого, просто он беззвучно пылал.
- Я говорю ветру брату моему. Услышь мой зов и поведи дорогой предков, и обереги нас в пути. Пусть же ты, могучий странник, станешь нашим проводником и защитой. - Вокруг парочки начали сворачиваться завихрения ветра, они скручивались наподобие кокона. Огонь начал расползаться по стенам кокона. Тело огня как истинной стихии разрушения, насыщалось силой воздуха дающей жизнь огню, и становилось сильнее.
- Я прошу землю, мать всего живого. Дай нам сил вернуться стань нашим якорем не дай потеряться вдалеке. - Земля вокруг обоих встопорщилась, закутав их до пояса. Это было похоже на теплые материнские объятья. Вспоминалось, как мама в детстве укладывает тебя спать и обнимает на ночь.
- Откликнувшиеся, я Рарак, из Клана Серебряного Волка. Пусть наш путь освещает ваша сила, и да поможет она, нам вернуться.
Огонь вспыхнул и сжег содержимое чаши в мгновение ока. Клубы дыма, заволокли все вокруг, если бы парочка могла видеть со стороны то они заметили бы что ветер не дал не одному лоскуту дыма выйти наружу кокона. Вдыхая клубы дыма, шаман начинал терять связь с реальностью. Его вела дорога в астрал, но...
Сперва будет ништяк!!!
Сознание начинало плавиться, вызывая из памяти далекие образы. Давно позабытое начинало всплывать наружу. Это был первый этап. Сначала отголоски памяти.
Как нестранно, но перед орком вживую предстала кафедра, да та самая на которой он в первые в жизни опозорился с своим косноязычием, именно отсюда его прогнали свистом и насмешками… И именно здесь ему рукоплескали когда он пришел вновь, образованный и начитанный. Но обо всем по порядку… Память услужливо переметнулась в нужное место.
Вот и Рарак. Только моложе, наглее и тупее… Именно тупее. Для нынешнего Рарака это уже пройденный этап. А для этого только начало. Сейчас «прошлый», будет доказывать профессуре что они идиоты…
- Так это, я чё ваще тут балаболю. Вы фсе туповаты малька, хто ис вас чё а чём ваще могет понять что есь стихия, хто вы вашу за ноги шобы мне грить о магии, я вам грю о силе Шаманоф.
Из зала раздавались смешки. С дальних рядов раздался вопрос.
- Кто пустил это косноязычное пугало в академию? Он же двух слов не может нормально связать. Интеллектуальные споры с недоразвитыми формами жизни ненаучны и необоснованны. А также без результативны.
По залу распространился гомон, подтверждающий поддержку слов говорившего.
- Господа, не надо опускать интеллектуальные возможности нашего стороннего эксперта. Проявим уважение. По закону Академии, его просто стоит выставить за дверь и дать год на осмысление. Если он вернется и сможет доказать свои слова, то мы с радостью примем его точку зрения.
Так и случилось, его выгнали вон. А на следующий день Рарак, тогда еще всего лишь второй месяц как покинувший свою деревню молодой орк, забрел в книжную лавку. Именно там он изменился. Прожив два года продавцом книг и помощником по хозяйству старому хозяину лавки. Это были два года удивительного познания мира. Тонны книг, ТЫСЯЧИ!!! Рарак прочел море литературы, познав новые и новые слова. Беседы с старым Родриком, помогали развить речь и освоиться в мире слов. Два года пролетели как два дня. И Рарак вернулся, чтобы отомстить… Нет банальное умерщвление его не интересовало. Теперь ему нужно было разнести их на куски интеллектом.
-… и подведя итоги высказанному. Я бы хотел уточнить что астральные теории Дисинкова, выдвинутые сегодня необоснованный научный понос, человека, который всю жизнь боялся побывать в том самом астрале о котором пишет. Более того, теория о некромантии как предмете управления душами весьма мутна. По той причине, что вы не управляете душами как таковыми месьё Жарвер, а херней маетесь теоретик галимый. Вот я сижу и смотрю на вас, вы тут два года как меня выгнали, а хоть что-то изменилось? Да ровным счетом нечего, теоретизируете о херотени всякой. Бесполезные куски навоза. Вы даже магией не владеете в девяти случаях из десяти, а десятый её использовать боиться. На кой хрен вы нужны этой стране. Ладно я весьма рад что встретил подобных вам полудурков. Вы помогли мне интеллектуально вырасти и возвыситься. За сим желаю не подохнуть от мнимой скуки мнимых научных разработок на тему магии.
Воспоминания грели душу…
«Да, было время. О, все поплыло… Щас будут радуги из винограда, тропинки из шоколада, деревца из шашлыка и речушки из винца. Да а еще будет что-то новенькое…»
Рарак задумался и провалился в небытие, его ждали добрых пол часа незабвенного удовольствия в стране без названия… а и еще ближе к концу эйфории надо найти эльфа… но это потом… боги, предки, эльф… всё потом. Сейчас есть только перетикающий из нечего в некуда ландшафт и небо которое под ногами… вкусное… поедать его сплошное наслаждение… ах как хорошо…

Вы не можете просматривать этот пост!

В то же мгновение на колени рядом с кошаком рухнула Астарта.
- Только не это... - она ухватилась за кинжал, рывком выдернула его из раны и отбросила прочь. В голове билась только одна мысль: не дать умереть, не дать ему умереть! Да, он был глупцом... Но это не цена его жизни!
- Артур! - она повернула к рыцарю лицо с испуганными, полными слез глазами. - Зачем?...
И, будто забыв о нем, схватилась ладонями за рану на боку Рыси, зажимая ее, тщетно пытаясь остановить кровотечение.
Но.. тщетно ли?... ладони ее слабо засветились, и Рысь почувствовал, что боль уходит, сменяется онемением. Не в силах сопротивляться наползающему холоду, разбойник закрыл глаза. Мышцы его расслабились, и ощущение уже ставшего привычным хвоста внещапно пропало, зато в живот ощутимо впилась рукоять кинжала, прицепленного к поясу. Но и это ощущение ушло, вместе со всеми мыслями, вытекло из головы и, свившись в тонкую струйку дыма, унеслось к небесам...

Повернувшись на знакомый голос Рарак с улыбкой начал понимать что "Будильник" разбудил его не в самый последний момент, а заранее, с запасом так сказать.
- Ааааа.... - задумчиво протянул Рарак, - Белоснежка со свитой. - Ухмылка проплыла по лицу.
- Не бойтесь моя принцесса, когда вы уснете я разбужу вас поцелуем и как в сказке увезу на белом коне в свой замок, там мы сыграем свадьбу, вы единственная кто станет моей женой. - Пафос в голосе шамана наводил на мыли о издевательстве над предметом речи, если бы не та искренность с которой были произнесены эти слова. - Ну, или на худой конец я набью тебе морду, сгребу в несознательном состоянии и женю по законам предков, пока ты будешь в отключке. Хотя первый вариант мне нравиться больше. – Шепотом пробормотал Рарак. Шепотом, но эльф с его чуткими ушами однозначно смог это услышать.
- Любезнейший, - как бы очнувшись от плена орчихи, вернулся шаман в русло беседы с эльфом. - Я всё еще не понимаю по коим причинам, столь благородный как вы от рождения субъект, ведет себя столь по хамски. Мы с вами, не являясь друзьями и более того знакомыми, переходить на "ТЫ", должны только по обоюдного согласию. Вам не кажется что этим вы провоцируете конфликт? Как минимум я был бы готов принести извинения за то что этот орк, - указав на валяющегося на полу спутника шаманки, - стал причиной нашего конфликта. Но вы ведете себя беспардонно. Чем не даете мне сделать подобный жест доброй воли.

Включив несознанку и политкорректность в купе с галантностью, Рарак решил заняться короткой словесной казнью собеседника. «Будильник» в голове давал понять, что времени мало, а так же пинком под... эмм... мозг короче, выгнал из сна. Бодренький орк заметил, что у этого эльфа явно серьезный недосып. На этом и сыграем.
- Любезнейший. Вы не могли бы объяснить, чем вызвано ваше выканье в адрес обиженной стороны? А так же по коей причине столь недоспавший как вы эльф, загораживает узкую лестницу, в ожидании того как его кто либо спешащий по делам, не заметив толкнет и тем паче вместе с ним полетит кубарем? Извольте разъяснить ситуацию.
Фраза возникла в голове походя, пока шаман вставал и отряхивался. Ждать было некогда и если затянется разговор то можно вывести этого кадра на улицу и потащить с собой дабы доказать неправоту. Всё таки на эльфах, тем более на мужиках в планы Рарака, жениться не входило. Да и времени в обрез.

Говорят, великан Кносс, гоплит из Никосии, признался в любви Антилоху. Последний сказал «Если ты и вправду меня любишь, следуй за мной в походах и будь готов отдать за меня жизнь. Этого я даже своей жене не позволяю». Кносс послушался его и вскоре стал так знаменит своей храбростью и силой, что получил красный плащ.

***

Рассказывают также, что когда взбунтовались филикиляне, Антилох взял их город без боя из-за слов оракула, заставивших армию сдаться. Только филикилянин Софил оказал сопротивление – запершись один с рабами в доме магистрата, он кричал оттуда обидные слова и бросал в никоссийцев стрелы. Дом был хорошо укреплён, а сжигать такую богатую усадьбу никто не хотел. Софил искусно оборонялся в узком проёме двери – у него была железная броня и щит, которых не брали стрелы, а сам он был силён и искусен. Тогда Кносс громко заявил, что если Антилох пообещает его поцеловать, то он победит страшного филикилянина. Антилох смутился, не зная, что ответить. Тогда слышавший это Софил крикнул, что за такую цену он и сам согласен сдаться. Антилох рассмеялся и сказал, что у него есть кое-что получше поцелуя – красивый багряный плащ.
Софил согласился служить Антилоху, и получал неслыханно щедрую плату – семь долей вместо почётных трёх.
Когда остальные Красные Плащи стали роптать на то, что мятежник получает такую долю, Антилох сказал «Я дам даже десять долей любому из вас, который в одиночку не побоится воевать против целой армии». И больше, говорят, никто не роптал.

Рекомендую для атмосферы ссылка. Первый трек пожалуйсто)))

Чарли сидел за низеньким столиком. Его настроение упало ниже допустимой планки, и необходимо было компенсировать это чем то более менее доступным. Алкоголь подходил более всего он глушил обиду, разочарование, злость и ломку.
Приглушенный свет и посетители сидящие за отдельными столиками, небольшая сцена, аккуратные букеты искусственных цветов. Веера расписанные картинами на стенах, все это не было интересно хирургу. Стопка опустошалась за стопкой, а в голове было одно слово:
"Ведьма... Ну просто натуральная ведьма."
Еще стопка и опостылевший мир начал радовать некоторой нестабильностью. Тепло разливалось по телу. Появилась лёгкость.
"Нет, ну ведь натурально ведьма. Я всё сделал, а меня в рабство, да еще и такая самовлюбленная сука. Властолюбивая, самовлюблённая ВЕДЬМА!"
Опорожненная бутылка исчезла со стола, на замену появилась новая, и несколько тарелочек с закусками.
Новая стопка принесла расслабление. А вместе с ним Чарли вспомнил её силуэт:
"...Ведьма...но...какая же у нее кожа...а эти формы...эх...обидно..."
На сцене появились девушки, заиграла тихая музыка. начиналось представление. Девушки танцевали изящно и хищно, центром их представления стал парень, вызвавшийся поучаствовать. Они как будто околдовывали его, Чарли снова ушел в свои мысли.
"...Ведьмы...это...не...женщины, а ведьмы".
Тара тихо пустела, Чарли пьянел всё сильнее, благо ломка отступила. Настал момент, когда его полубесчувственного подхватили под плечи и вынесли наверх, омыв его тело и переодев в нормальную одежду ему дали отдохнуть но все это время он продолжал шептать и бормотать:
-...Ведьмы...все ведьмы...ведьма...ведьма...ведьма....

Толпа тащила детей к башне, через грязь и темноту деревни, здесь на краю острова был виден зеленый туман, клубящийся возле парящих невдалеке обломков дворца, на которых тонким налетом оседал тас. Теперь можно было рассмотреть людей во всех подробностях. Деформированные черепа, гнилые или вовсе выпавшие зубы. Эти люди, тощие, изможденные, казалось, никогда не видели нормальной пищи. На лицах их были улыбки, как у осужденных на смерть. Они проживут еще день! Неделю! Все благодаря детям! Несшие их люди делали это бережно, почти с любовью, а те кому не представилось этой возможности, тянули свои заскорузлые пальцы, чтобы докаснуться, погладить детскую кожу, ощутить тепло здорового тела. детей окружала толпа больше двадцати человек, они несли детей не как жертв, а как победителей. Вдруг процессию затормозил крик.
- Стойте, - кричала грязная женщина с растрепанными седыми волосами, её руки были покрыты язвами от контакта с тасом, а на лице была гримаса разочарованности. – Мальчик может выпускать крылья! Он говорил приводить ему только человеческих детей! Эти бесполезны.
Наступила гробовая тишина. Дети почувствовали на себе взгляды полные ненависти, руки несущие их сжались в гневе, причиняя резкую боль.
- Нет, не бесполезны, - выйдя из оцепенения первым проговорил дибиловатый парень с неестественно скошенным прыщавым лбом и гротескно большим подбородком. Под вопросительные взгляды оборванцев он медленно провел ладонью по бедру мальчика, а потом… метнулся как голодный зверь впиваясь зубами в детскую плоть.
Тут же толпа как будто взорвалась, голодные жители деревни ринулись к Людвигу и Совушке, боясь, что им не достанется угощения, детей подмяли под себя немытые резко пахнущие потом и плесенью тела. Люд почувствовал нестерпимую боль в бедре впиваясь в ногу раз за разом все глубже парень ставший инициатором пиршества стремился оторвать зубами кусок по больше, но гнилые зубы были на это не способны и после пары укусов он начал жевать мясо прямо на Люде, глотая судорожными глотками текущую из раны кровь. Мальчика дергали в разные стороны, и он чувствовал, как суставы выламываются, пытающиеся его укусить срывались и падали, оставляя глубокие равные раны на его детском теле. Кто-то откусил ему ухо, дернув головой и прижав подбородок к груди, стремясь защититься хоть как-то, он с ужасом увидел, что в рваной ране на ребрах торчит чей-то сломанный зуб…
Тем временем Совке повезло не больше. Её прижали к земле, срывая одежду, и начали буквально рвать на куски. Кто-то со всех сил ударил её чем-то тяжелым в ребра и одно из них, сломавшись, вылезло наружу, прорывая нежную плоть. Дело у каннибалов пошло быстрее, выломав ребро, они начали расширять рану руками, кто-то, запустив в неё ладонь, извлек наружу белые тугие трубки кишок, ещё полных от плотного ужина. Последнее, что увидела девочка пока не потеряла сознание, это ряд кривых но крепких зубов вцепившихся ей в скулу.
Брата с сестрой съели не более чем за десять минут, Люд, из-за болевого шока, перестал, что-либо чувствовать секунд через тридцать, сквозь просветы между искореженными телами он иногда видел безвольное тело сестренки, но ничего не мог сделать. Его собственное тело потеряло целостность, кажется, кто-то оторвал ему руку и ринулся с добычей прочь.
В последний миг раскрылись крылья. Они были чуть видны и похожи на тонкую корочку льда, покрывающую с утра лужи при первых заморозках. Сначала медленно, потом рывками, по ним пошла трещинка, превратившаяся в целую сеть. Через мгновение крылья как будто лопнули, разбившись на мелкие осколки с пронзительным звоном, заглушающим чавканье толпы.